VI. И то, и се
НИЖЕГОРОДСКАЯ БЫВАЛЬЩИНА
В старинные годы, при Грозном царе
Жил в Нижнем старик-воевода,
Он силу большую имел при дворе.
В почёте он был у народа. . .
Он жил на покое от тяжких трудов;
И славу стяжал он недаром,
Грозою в течение многих годов
Он был и Литве и татарам. . .
Была у него раскрасавица-дочь
Утехой под старые годы, -
Князья и бояре все были непрочь
Роденькою стать воеводы;
Но свахам и сватам суровый отказ
Давал воевода ответом. . .
Всем было обидно, - и даже не раз
Царю доносили об этом. . .
И жил в это время в Москве молодец,
Служил он в опричниках царских, -
Не мало о нем изнывало сердец
Боярынь и дочек боярских. . .
Но царский опричник из них ни одной
Любовью своей не ответил, -
Давно он, удалый, подругой-женой
Взять дочь воеводскую метил. . .
И в Нижний тайком он не раз и не два
Один наезжал из столицы, -
Кружилась лихая его голова
От этой зазнобы - девицы. . .
Взлюбила его воеводская дочь
За удаль, за нежные речи
Видала не раз молчаливая ночь
Их тайные, сладкие встречи. . .
Не ведал о том воевода седой,
Пока не поведали сваты:
Тех сватов опричник прислал молодой
В его расписные палаты.
Прослушал старик их умелую речь
И молвил с разгневанным видом:
"Я голову лучше позволю отсечь,
Чем дочь за опричника выдам!"
Опричник узнал воеводский ответ,
Задумал: пойду к государю,
Скажу, что почета опричине нет,
Челом ему в землю ударю. . .
Пошёл он к царю. . . Поклонясь до земли,
Ему троекратно по чину
Промолвил смиренно: "Владыка, внемли!
Слуга твой имеет кручину!"
С улыбкой прослушал опричника царь
И молвил: "В туманную ночку
На двор воеводы с дружиной ударь,
Умчи воеводскую дочку!"
Вот в Нижнем нагрянул ночною порой
Опричник на двор воеводы,
Но встретил его воевода-герой,
Как ляхов в минувшие годы. . .
Он крикнул холопам свой клич боевой, -
И скоро затихла тревога:
Опричник с разбитой мечом головой -
Недвижно лежал у порога. . .
Летит из Москвы к воеводе гонец,
Не радость везёт, а невзгоду:
К царю-государю в высокий дворец
Зовёт на ответ воеводу. . .
Предстал воевода, - и рек ему царь:
"Ты слуг моих верных губитель!";
А разве опричник - слуга, а не псарь?!
Царя вопрошает воитель.
Посыпались искры из царских очей,
И дрогнули рынды от страху. . .
"Старик, ты узнаешь топор палачей!
Ты ляжешь сегодня на плаху!"
И вечером этого страшного дня;
На диво и ужас народу,
Топор опустился на плаху звеня:
Казнили бойца-воеводу. . .
Красавица-дочка лишилась ума,
Лишилась красы, захирела,
И в Нижнем свои подожгла терема,
И в этом пожаре сгорела.
Давно миновались те грозные дни
Былому не скажешь: "Воскресни!"
Забылось оно, - лишь гусляры одни
Поют про минувшее песни!. . .
У ДНЕПРА
(Памяти Т. Г. Шевченко)
Я стою над Днепром, -
И блестит подо мной
Старый Днепр серебром,
И играет волной:
А на том берегу
Меж зелёных кустов –
На зелёном лугу
Хутора казаков;
А вдали, где бурьян
Вдаль ушёл полосой,
Среди степи курган
Позарос муравой;
На кургане простой
Крест высокий стоит,
А под ним, меж травой,
Камень белый лежит. . .
* * *
- Кто тут в землю зарыт?
- Не казак, не боец, -
Под курганом лежит
Украины певец.
Спит таинственным сном,
Слышит он как шумит
Степь родная кругом,
Как "могучий" гудит.
Спит таинственным сном
И не слышит того,
Что всю жизнь, как свинцом,
Мысль давила его, -
Что заставило лить
Много слёз за народ,
Что заставило жить
Жизнью полной невзгод!!
ПАМЯТНИКИ ПРОШЛОГО
Я знаю сад старинный и тенистый
Там лабиринт дорожек и аллей,
Там на лугу есть дуб многоветвистый, -
Под дубом есть высокий мавзолей -
Весь мраморный, кой где позолоченный,
И надпись есть, - изложена в стихах;
"Под камнем сим покоится учёной
Собачки комнатной, - Фидельки верной прах.
Предание гласит, что барыня-старушка,
Фидельку схоронив, не ела, не спала, -
И девушка её, - чумазая Маврушка
Чтоб барыню развлечь, отпорота была;
Потом её, чумазую вахлачку,
Кому-то продали за тысячу рублей;
И барыня тогда, любя свою собачку,
За тысячу рублей воздвигла мавзолей. . .
В столице есть обширное кладбище:
Гранит и мрамор, пышные цветы
Пестрят собой посмертное жилище
Оттенками житейской суеты. . .
И там я знаю памятник надменный
Он выше всех и надпись говорит,
Что прах боярыни, рабыней убиенной,
Под камнем сим оплаканный лежит. . .
Предание гласит: чумазая Маврушка
У барыни седой прислужницей была,
Но час пришёл, и - барыня-старушка
За тысячу рублей Маврушку продала;
У новой госпожи Маврушку ждали муки-
И как-то раз, бледнея и дрожа,
Она схватила нож в исщипанные руки,
Пырнула госпожу. . . Скончалась госпожа. . .
Я знаю край далёкий и холодный, -
Там царство вечное нетающего льда -
И редко кто идёт туда свободный,
Туда ведут закованных всегда. . .
Там есть погост, могилка у погоста,
Над нею крест, - и надпись чуть видна,
Написана она безграмотно и просто;
"И здесь Мавра ссыльная в земле погребена".
Преданья нет. Но этот холм могильный
Мне говорит о преданной рабе;
Была она игрушкою бессильной
Всю жизнь свою и людям и судьбе. . .
И рад я, рад, что светочем свободы
Рассеян навсегда ужасный, гневный мрак,
Что вывелись теперь бездушные уроды,
Губившие людей и чтившие собак.
МЫСЛЬ
1.
В недоступной для солнечных ярких лучей
Чаще леса, глухой и дремучей,
Из подземных ключей
Выбегает ручей
Струйкой резвой и звонко гремучей.
Эта струйка блестит, как гранённый алмаз
Сил для жизни в ней бьётся не мало. . .
И слыхал я не раз
Меж народом рассказ:
Здесь реки многоводной начало!
Здесь ручьём чуть заметным родится река,
Что струится в далёком просторе
Широка, глубока,
Не встречает пока
Неоглядно широкое море!
2.
Так пытливая мысль, зарождаясь в уме,
Появляется в мир незаметной, -
И как в тесной тюрьме,
Бьётся в жизненной тьме,
Быть желая царицей всесветной.
Наконец, пробивает дорогу себе,
С мраком жизненным ратует смело,
И не сгибнет в борьбе, -
Коль угодно судьбе, -
Совершая великое дело!
И везде разольётся она, как река,
Обхватить всё, стараяся разом,
И прострётся в века,
Не постигнет пока
Всё, что мог человеческий разум.
СНЫ
1.
Спит богач на пышном ложе. . .
Много съел он вкусных брашен,
Отходя ко сну. . . И что же?
Сон его тревожен, страшен. . .
Видит он, что не в палате,
Разукрашенной богато,
Он живёт, а в бедной хате,
В той, в которой жил когда-то.
В хате темно и морозно;
Ветер злобно дует в щели;
Распевает песни грозно
За стеной её метели,
Стёкол нет у ветхих окон,
Снег змеею заползает!. . .
В этой хате одинок он
В ночь глухую замерзает. . .
Ведь на нём одна рубашка,
Ноги босы. . . Ну, и что же?
Богача хватил "кондрашка", -
Умер он на пышном ложе. . .
2.
Спит бедняк полуголодный, Прикорнувши под забором;
Иней искрится холодный
На щеках его узором;
И замерзнувшие слёзы
Изукрасили ресницы
И над ним витают грёзы
И видений вереницы.
Видит он, что на одежде
Ни единой нет заплаты,
Что имеет он, как прежде, Пребогатые палаты, -
Те палаты, что отбила
У него людская злоба, -
Этот демон, эта сила,
Доводящая до гроба,
Что опять покой и негу
Дали жизненные блага. . .
И замерз на груде снегу
Под забором он, бедняга.
НА ЖАТВЕ
Первый проблеск утра...
Морем перламутра
Искрятся, сверкают ярко небеса...
Кутаясь в туманы,
Точно великаны
Ещё дремлют тихо рощи и леса...
Ветерка порывы
Разбудили нивы,-
Зрелые колосья шепчутся дрожа:
"Срежут вас серпами,
Свяжут вас снопами,-
И прощай, родная, милая межа!"
И явились жницы,
Красные девицы!
"Здравствуй, наша нива!.. " Звякнули серпы.
К вечеру над нивой
Золотистой гривой
Колыхались гордо пышные снопы...
Спят на ниве жницы
И на их ресницы
Призывают грезы ночи голоса,
И над ними бездной
В ризе многозвёздной
Величаво, тихо дремлют небеса...
Все покоем дышит...
И снопы колышет
Набегая робко, струйка ветерка...
И над нивой мирной
В высоте эфирной
Точно духи неба реют облака.
* * *
"БЕРЕГИСЬ, - ЗАДАВЯТ!"
Идёт бедняк полубольной
Проезжею дорогой, -
Одет зимой, как в летний зной,
Одеждою убогой.
Он, точно хмурый день, угрюм,
Понуряся шагает.
Не мало, значит, тяжких дум
Над головой витает.
"Надеюсь я на небеса, -
И люди не оставят!" . .
И раздаются голоса
-Эй! Берегись, - задавят!. .
"Не мало было бедняков, -
Он думать продолжает, -
Их слава мчится в даль веков
Дивит и поражает. . .
Таится много сил во мне. . .
Я не лентяй-невежда. . .
Теперь я беден, угнетен. . .
Но все меня прославят!" . . .
И слышит зычный окрик он
-Эй! Берегись, - задавят!. .
"Я одинокий утлый челн
В житейском этом море. . .
Стремленье мутных грязных волн
Сулит беду и горе. . .
Но "прям и крепок парус мой"
Не дрогнет перед шквалом!
Стремлюсь дорогой я прямой
К заветным идеалам!
Добро и правда, и любовь
Все на своём поставят!" ...
И раздаётся окрик вновь:
-Эй! Берегись, - задавят!. .
"Пусть гады ползают в грязи, -
На то они и гады:
Я с высоты моей стези
Их вижу мириады!
Я с их страстями не знаком,
С их пошлостью и лестью,
И не служу я языком
Неправде и бесчестью. . .
Правдив, безлестен мой язык
И мысли не лукавят!" ...
И слышен снова зычный крик:
-Эй! Берегись, - задавят!. .
Идет проезжею большой
И трудною дорогой
Бедняк с могучею душой
Правдивою и строгой. . .
А по дороге день и ночь
Несутся люди - братья,
Кричат они бедняге: прочь!
Гремят над ним проклятья. . .
И даже прямо в грудь ему
Коней своих направят.
Бедняк не дорог никому. . .
-Эй! Берегись, - задавят!. .
НУМЕР ВЫШЕЛ
Ночь уходит. . . Светлей в небесах облака. . .
Недалеко, друзья, до рассвета!
Стоп, машина!. . . Довольно печатать пока!. . .
Ну, прощай же, родная газета!
Вместе с проблеском первых весёлых лучей
В царство бедных людей и тузов-богачей
Ты уйдёшь, дорогая, отсюда!
Разойдёшься, приветно шурша, по рукам,
-Пробежит торопливо по этим строкам
Взор, узнавшего грамоту люда!...
Ты сначала проникнешь, конечно, туда, -
Нет ни капли сомнения в этом, -
Где, как ты, неустанные люди труда
На работу выходят с рассветом!. . .
Им ты первым расскажешь, что знаешь сама,
О победах великих труда и ума,
Молвишь слово о подвигах братства!. . .
А потом прочитают тебя богачи!. . .
Совершая священное дело,
Ты их правде святой, дорогая, учи,
О любви проповедывай смело.
Над гордынею их прогреми, как гроза,
Обожги им, уснувшим во мраке, глаза
Величавым сиянием света,
Прокляни их косненье в объятиях лжи
И святые дороги к добру укажи!. . .
Ну, прощай же, родная газета!
БОГАЧА ХОРОНЯТ
Богача хоронят. . . Катафалк огромный
Еле-еле тащут шесть убогих кляч. . .
Вот, что значит деньги! И к могиле тёмной
Едет всем на диво шестерней богач!
Худоба клячонок скрыта под попоной, -
На попоне блещут яркие щиты: -
Под какой-то странной, пёстрою короной
На щитах сверкают золотом цветы. . .
В треугольных шляпах, в одеяньи жалком, -
Всё-таки по форме, - что ни говори, -
Факельщиков стая перед катафалком,
Меж собой ругаясь, тащит фонари. . .
Сзади вереницей движутся кареты. . .
Маска сожаленья на лице у всех,
Кто на погребенье получил билеты, -
Но звучит в толпе их задушевный смех. . .
Смех на погребеньи?! Не дивитесь люди!
Слёзы непонятны были богачу, -
Ну и рвутся взрывы хохота из груди, -
Это я сквозь слёзы звонко хохочу. . .
* * *
Бедняка хоронят. . . Старенькие дроги
Хромая клячонка не свезёт никак, -
Стала и ни с места середи дороги,
А напротив с пёстрой вывеской кабак. . .
Прислонившись грудью к полусгнившим дрогам,
Приковавши взгляды к гробовой доске,
Женщина стояла в рубище убогом, -
Отдалась бедняжка горю и тоске. . .
Губы что-то шепчут. . . Подойдем поближе. . .
"Пьянствовал покойный с горя на веку,
Умер тоже с горя. . . Только вот, поди же: -
Надо на кладбище, - лошадь к кабаку". . .
О, как много правды! О, как много смысла!
Сколько горькой шутки в слышанных речах. . .
Надо мною дума чёрная нависла,
И слеза явилась на моих очах,
А за ней другая. . . Полилися слёзы. . .
Их поймет уснувший навсегда бедняк,
Ведь над ним гремели жизненные грозы,
Люди их не знали, знал один кабак.
* * *
В разгаре бал. . . В разгаре рынок
Житейской страшной суеты. . .
Нигде не видно простоты, -
И модных крашенных картинок
Припоминаются черты. . .
Уже ли эти куклы люди?!
Уже ли дышут эти груди?!
Уже ли есть у них сердца?!
О, нет! - Безжизненны, как стены
Они, - нарядны манекены, -
Могилой веет с их лица!
И их безжизненные взгляды
Блестят как пестрые наряды
Как топоры у палачей, -
Лишь смерть глядит таким же взглядом, -
И ядом веет, страшным ядом
От их заученных речей!
И пляшут все. . .
О, прочь отсюда, -
В среду страдающего люда
В среду, где вечная гроза
Разит рыдающие груди,
Где кукол нет, где взглянут люди
С укором жгучим мне в глаза, -
Где скажут мне, что пляска эта
На гладком зеркале паркета
Есть страшный танец тёмных сил,
Грозой собравшихся над нами
И попирающих ногами
Ряды страдальческих могил!
* * *
|
